Читать интересную книгу Орёл в курятнике - Олег Боченин

– Этот далеко пойдёт! – утвердилаАнна Андреевна. – Молодец! Так держать! Но пасаран! Либертэ, эгалитэ, фратерните!

Через минуту-другую Анна Андреевна уже забыла, что она «кобра на яйцах». Накормила Петьку, потом повела его в мастерскую показывать свои работы.

Наташа даже успела подремать. Когда мальчика уложили спать, женщины решили крякнуть по маленькой на сон грядущий.

– Что у вас там произошло? – поинтересовалась Сечкина из вежливости.

– Новый реж у нас, а меня пинком под зад как убогую! – зло вымолвила Анна Андреевна, параллельно с этим засовывая в рот размером с мужскую ладонь пирожок.

– А кто он? – догадалась Наташа, что новый реж – это новый режиссер.

– Кто? – с презрительной миной пропела хозяйка. – Ах, ну конечно! Колхоз «Сорок лет без урожая» из Мухосранска выполнил план по сбору козьих катышей – это событие мирового масштаба! А появление нового режа в одном из главных театров края – это так, мелочи! Раньше это было бы новостью номер один! Что с миром делается?! Полное бескультурье! Хотя… ты же из колхоза. Тебе простительно.

– Вас уволили?

– Подчистую! – Анна Андреевна рубанула ладонью воздух словно шашкой. – До смерти!

– Разве так можно? – удивилась Сечкина. – Уволить без оснований…

– Основание у нас одно – творческая необходимость…

Главным в театре – любом – был и остается главный режиссёр. У главрежа обычно несколько режиссёров, с которыми он формирует репертуар. Директор театра занимается хозяйством и в творческие дела не встревает. Директор фактически руководит и мастерской. Но главный художник подчиняется не директору, а главному режиссеру. То, что это фактически нонсенс, никого не волнует. Реально – так.

– Вот берётся реж за новую постановку, – продолжила объяснять Анна Андреевна пьяненькой Сечкиной. – Приглашает нашего главного, который художник, ну, тебе понятно, да? А главный тебе дурак, что ли? На кой ему конкурентов плодить? Сегодня художник поставил один спектакль, завтра – другой, а послезавтра он уже сам готовый главный. Сечёшь?

– Угу, – кивнула Сечкина.

– Вот! Главный всегда сам постановщик, но он же не шестирукий Будда! – Анна Андреевна растопырила руки.

– Шива, – поправила хозяйку Сечкина.

– Будда! – Шутренкова недовольно посмотрела на Наташу.

– Шива! – устало вздохнула Сечкина.

– Неважно! – Анна Андреевна сделала небрежный жест, как будто выметала гостью из кухни. – Так вот! Главный делает какие-то наброски левой ногой, но чтобы на них стояла подпись режа и директора, типа главный выработал идею оформления спектакля. Ну, на этом и всё! А дальше уже обычный художник типа меня или Верки – её уже год как нет, сбежала с хахалем – работают с режиссёром. Мы можем идею полностью изменить, но в афише будет указанно имя главного. Так он, сволочь, и жил! Мы же с Веркой – бабы. Чего с нами церемониться? Хоть бы ради приличия нас указал в афише разок. А тут пришёл этот Виталик…

– Виталик? – встрепенулась Наташа. – Рукавишников?

– Ну… – Анна Андреевна уставилась на гостью с изумлением. – Рукавишников… А говорит: я из деревни, козьи катыши считаю! Ты же молодец! Культурой интересуешься! А откуда его знаешь?

Наташа тут же и прокололась. Ох, лишней была последняя рюмка…

Всё рассказала, да так быстро и чётко, будто специально речь готовила. Анна Андреевна, трезвее трезвого, подумала и предложила:

– Хочешь, я тебе встречу устрою с ним?

– Он же женат наверняка! – всплеснула руками Сечкина. – Срам будет!

– Жена – не столб, можно и подвинуть. А вдруг он по тебе все эти годы сохнет, как мой дурачок по одной шалаве?

– Ну, не знаю, – замялась Сечкина. – Я – не шалава!

– Это жизнь покажет. Значит, так тому и быть! – Шутренкова стукнула кулаком по столу.

Разошлись по койкам. Наташа отчего-то почувствовала себя легко и спокойно. Она приняла решение, завтра для неё всё должно было проясниться. «Не могу же я всю жизнь провести в таком состоянии?! – подумала засыпая. – Будь что будет!»

Глава 5

Утром Анна Андреевна встала ни свет, ни заря и приготовила обильный завтрак. Наташа, увидев, тяжело вздохнула, а Петька воодушевился:

– Вот это, я понимаю, завтрак! Разве не понимаю? Разве не завтрак?

Шутренкова добилась, чтобы всё ею приготовленное исчезло в желудках гостей, после чего придирчиво оглядела мать с сыном, заставила гостью распустить косу и соорудить причёску, а короткие волосы Петьки распушила массажной расчёской, и этот «ёжик» на голове с кудрявым чубчиком на лбу закрепила лаком для волос.

– Изумительно! – констатировала художница. – Я превзошла сама себя!

«Бедный Антон!» – посочувствовала Наташа. Всю дорогу Анна Андреевна рассказывала Пете о театре. Тот слушал с открытым ртом. Завела Наташу и Петьку в театр через служебный вход. Рукавишников должен был прийти на репетицию к десяти утра.

– Вы пока можете тут побродить, – предложила Шутренкова. – Тут интересно.

Наташа с Петей начали осмотр сверху. В этом театре Сечкина не была ни разу. В детстве их возили в театр имени А.С.Пушкина на дневные спектакли. Наташа ощущала себя как в храме. Её настроение передалось и сыну. Они шли по коридору, рассматривая фотографии артистов театра разных лет. Если под фотографией значилось, что данный артист является заслуженным или народным РСФСР, Наташа, а вслед за ней и Петька, восторженно покачивали головами.

Они побывали на галёрке, на балконах, на антресолях, в буфетах. Когда спустились в фойе, к ним подошла высокая красивая молодая женщина, похожая на Элизабет Тейлор, и поинтересовалась:

– А вы откуда, мамаша?

– Мы ждём Анну Андреевну, – ответила Сечкина.

– А по какому поводу? – удивилась высокая.

– А вы, собственно, кто? – нахмурилась Наташа.

– А я, собственно, администратор театра Рукавишникова Марина Игоревна…

Услышав фамилию, Наташа схватил сына за руку и вон из театра, как будто её ошпарили. Очнулась только в трамвае, тогда и начала приводить в порядок чувства и заодно мысли. Ну и понятно, и вообще было бы странно, не окажись он женат. Эта Марина – высокая, стройная, миловидная – явно из театральных. Виталик наверняка её любил. Ну ибог с ним! Наташа шла в театр, чтобы разрешить проблему. Она её разрешила.

Да, уж… Ох эти театральные! Стерва на стерве сидит и стервой погоняет. А иным в этой профессии делать нечего. Про таких, иных, говорят: «Барышня, вы куда? Там – сцена, а вам – замуж!» И чем талантливее артистка, тем стервознее. Большинство стерв и ведут себя как обычные стервы. Но гениальные стервы – это нечто!

Анна Андреевна в детстве мечтала быть продавцом мороженого – чтобы наесться его как говорится от пуза. Стала художницей. Так получилось. Поначалу Аня была просто добросовестной исполнительницей. Потом, когда стала уже Анной Андреевной, когда и Антон подрос, и дела семейные её стали заботить в меньшей степени, ей пришлось искать выход своей неуёмной энергии. Её оказалось много, сверх всякой меры. Попыталась продвинуться по карьерной лестнице, не смогла. Позиции главного художника были незыблемы. Благо, повысила статус с помощника до художника.

Работники закулисья в театральные интрижки вовлечены не были, – весь гадюшник разместился в круге артистов и режиссёров, – но следили за процессом пожирания ближних и дальних с интересом. Кто же знает, как там обернётся? Набирались, так сказать, чужого опыта. И Анна Андреевна тоже набиралась. Сейчас пришло время реализовать его на практике.

Анна Андреевна вышла от худрука, который ещё вчера всё ей разложил по полочкам. Худрук вёл себя в ситуации с ней весьма разумно, в интересах театра. Её наградили. Более того, её не изгоняли, предложив работать по краткосрочному трудовому договору той же художницей, а может и постановщиком, учитывая её опыт. Но Анна Андреевна в театре была давно и знала одну фишку: обратного пути в театр не существует. На твоё место тут же найдётся толпа желающих его занять. И когда вчера вдруг так кстати случился шторм, и Наташа с сыном вернулись к ней переночевать, она решила подключить при необходимости к своей борьбе за место под солнцем Наташу. Главный режиссёр повёл себя скверно с точки зрения Шутренковой. Вот необходимость и возникла. Рукавишников был для Анны Андреевны человеком-невидимкой. То есть, она этого залётного в упор не видела. А кто он собственно такой?

Прошлым летом «горький» театр гастролировал по Прибалтике. Там в это время катал и театр Ленкома. На один день пересеклись в Риге. Ленкомовцы уезжали после последнего спектакля, а «горькие» начинали свой показ искушённой рижской публике. Ленком заканчивал спектаклем, поставленным Рукавишниковым. Разумеется, под руководством маэстро. Кока, как звали за глаза главрежа, имел честь быть представленным Марку Захаркину.